История происхождения языков, Вавилон и наука.

     Вначале было слово. Спросите у Меррита Рулена – американского лингвиста, каким было это слово, и он вам ответит — «tik». Возможно, что именно этим простым односложным словом доисторический человек называл «палец». Рулен утверждает, что от него происходят английское «toe» и латинское «digit». Он отказывается датировать существование такого корня, хотя другие авторы, основываясь на генетических данных, считают, что ему, возможно, 100 тыс. лет.
Независимый лингвист Рулен принадлежит к небольшой группе радикальных исследователей, которые полагают, что можно услышать эхо древних голосов. Он считает возможным свести все языки мира к единому первоисточнику, на котором говорили в далеком прошлом, — к языку, умолкшему задолго до того, как была объезжена первая лошадь и вместе с человеком у костра расположилась первая собака. Другие ученые довольствуются тем, что прослеживают развитие слов языка от корней, существовавших, возможно, 12— 15 тыс. лет назад, еще до возникновения земледелия.

Идея, что все несколько тысяч языков, на которых говорят 4 млрд, жителей Земли, имеют общее происхождение, весьма привлекательна. Это — своего рода лингвистическая параллель «гипотезы Евы», выдвинутой Алланом К. Уилсоном. Марком Стоункннгом и Реббекой Л. Канн из Калифорнийского университета в г. Беркли. Сопоставляя образцы ДНК, они пытаются вывести происхождение всех людей на земле от единственной женщины, жившей в Африке, возможно. 150 тыс. лет назад. Но своей важности эту гипотезу можно сравнить с единой теорией поля, которую пытаются сейчас построить физики. Но так же, как и соответствующие теории в других научных дисциплинах, ее очень трудно доказать.
В течение двух столетий ученые объединяли все языки примерно в 200 языковых семей. Некоторые семьи, так называемые изолаты, включают только один язык: наиболее известным примером такой семьи является баскский язык, на котором еще и сегодня говорят в Испанских и Французских Пиренеях. Но большинство семей состоит из нескольких языков, близость которых указывает на их происхождение от общего древнего предка — праязыка данной семьи. На большинстве праязыков, существование которых признается лингвистами, люди говорили около 7000 лет назад.
Большинству лингвистов-компаратистов (специалистов в области сравнительно-исторического языкознания), посвятивших себя изучению какой-либо одной группы языков, мысль о том, что можно сопоставить сами языковые семьи и обнаружить их гораздо более древние корни, представляется излишне амбициозной и неосуществимой. Ведь если им удалось проследить генеалогическое древо языков до самых его глубоких корней, то те области, в которых трудилось большинство специалистов, окажутся лишь веточками на огромном дереве.

«Прикрикнуть»

Но существуют две группы исследователей, которые именно этим и занимаются. Первые серьезные попытки проследить разветвления человеческого языка от его неолитического ствола, существовавшего 12 тыс. лет назад, были предприняты 55 лет назад советскими лингвистами Владиславом М. Иллич-Свитычем и Аароном Б. Долгопольским. Эти двое ученых, вначале работавшие независимо друг от друга, проследили, в конечном счете, развитие шести языковых семей от одного гипотетического предка, которого они назвали ностратическим языком. В этих языковых семьях, вместе взятых, сохраняется культурное наследие трех четвертей всего человечества.

В США Джозеф X. Гринберг из Стэнфордского университета начал в 50-е годы прошлого века работу по сопоставлению языковых семей. В 1987 г. был опубликован его главный труд «Язык в Северной и Южной Америке». В этой книге Гринберг объединил многочисленные языки американского континента в три крупные группы, у каждой из которых были свои собственные древние предки. Тем самым он свел воедино три четверти языковых семей, которые существуют или когда-либо существовали.

Еще до того, как Гринберг опубликовал результаты своих исследований, они подверглись резким нападкам. Появление в журнале Current Anthropology сообщения о предстоящей публикации книги Гринберга побудило Лайла Кэмбелла, преподавателя языков американских индейцев в Луизианском университете, заявить, что на автора гринберговой классификации «надо прикрикнуть», чтобы он не сбивал с толку антропологов и не заставлял их зря тратить время, пытаясь подтвердить свои выводы.
Однако наиболее сильная оппозиция Гринбергу и авторам ностратической теории исходит от традиционных компаративистов, специализирующихся на изучении индоевропейских языков. Считается, что эта группа языков происходит от единого языка, на котором говорили в 4 или 5 тысячелетии до н. э.
Все специалисты сходятся на том, что к началу современной истории, примерно 4000 лет назад, в индоевропейских языках выделились с десяток ветвей, две из которых — анатолийская и тохарская — не оставили потомков. В средине века германские, италийские, кельтские, балтийские, славянские, греческие, армянские, иранские и индийские языковые ветви разделились на множество современных языков, некоторые из них вместе с завоевателями, фермерами, купцами и миссионерами распространились по всему миру и стали родными языками половины населения земли.
Исследования в индоевропеистике берут свое начало от систематизированных, хотя подчас и произвольных, классификаций XVI—XVII вв., когда теологи впервые попытались доказать библейскую версию о Вавилонском смешении языков, выводя все языки из библейского иврита. Уже в XVII в. были предприняты попытки создать этимологию языков — в частности, Готфридом Вильгельмом Лейбницем, одним из создателей дифференциального исчисления.
Однако лингвисты предпочитают считать своим первым крупным успехом положение, выдвинутое в 1786 г. Уильямом Джоунзом, известным ученым-юристом. Говоря о санскрите, греческом и латинском языках, он заметил, что «ни один филолог не может изучать эти три языка, не приходя к выводу, что они происходят от одного общего источника, который, возможно, уже не существует».
Ближайшими преемниками Джоунза были датчанин Расмус Раск и немецкие ученые Франц Бопп и Якоб Гримм, одни из авторов знаменитых сказок братьев Гримм. Гримм впервые привлек внимание к тому, что в словах различных групп индоевропейских языков, имеющих сходные значения, обнаруживаются системные звуковые различия. Он заметил, что в таких современных германских языкам, как английский и немецкий, встречаются звуки «f» и «v» там, где в языках других групп используется звук «р». Например, в английском и немецком говорят «father» и «vater», что соответствует в латинском «pater», а в санскрите — «pitar». Ряды таких соответствий, которые были названы «передвижениями звуков», были обнаружены во многих других языках.
В середине XIX в. сравнительно-исторический метод был применен в его почти современном виде в трудах Августа Шлейхера, который впервые изобразил различные языковые семьи в виде ветвей генеалогического древа. Шлейхер был также первым ученым, попытавшимся реконструировать древние языковые формы, выводя их из более поздних форм, — весьма трудоемкая работа, которую можно сравнить с триангуляцией. Он даже попытался представить, как из таких слов составлялись предложения с помощью грамматических показателей, которые он также реконструировал.
Лингвисты, изучающие историю языков, ищут в них аналогичные формы, затем, используя целый ряд критериев, проверяют, представляют ли они результат развития одной общей формы языка, который был последним общим предком двух данных языков. Такие формы называют родственными. Но так как языки постоянно изменяются, а слова заимствуются, модифицируются и выходят из употребления, реконструкция подлинных значений слов — это очень сложная задача.

В основе этого метода лежит предположение, что два языка могут иметь общее происхождение, даже если в них нет родственных слов. Если родственные слова есть у языка А и языка Б, а этот последний имеет такие слова с языком В, то все три языка должны находиться в. родстве. Но при этом словарный состав языков А и В может не иметь общих единиц. Родство отражает историю языка, а не его состав.

Обычно лингвисты одновременно сопоставляют лишь несколько языков, отыскивая в них общее и реконструируя древние корни. К настоящему времени индоевропеисты уже реконструировали огромное число слов, которые были в употреблении задолго до изобретения письменности. Подобные реконструкции могут порой дать нам больше сведений о древних культурах, чем материальные артефакты.

Доисторические патриархи

Возьмем, например, реконструированное индоевропейское слово со значением «отец» — «p’ter». Лингвисты смоделировали это слово на основе производных форм, а сравнительно-исторические исследования показали, что оно означало мужчину — главу семьи, как в латинской фразе «pater familias». Отсюда следует, что говорившие на индоевропейском праязыке, жили патриархальными общинами.

Аналогичным образом лингвисты считают, что индоевропейское слово со значением «бог» было «deiw-os», которое позже в латинском языке стало «deus». В сочетании с «p’ter» оно обозначало бога-патриарха в религии индоевропейцев. Оно сохранилось в латинском как «Jupiter», в греческом — как «Zeus pater» и в санскрите — как «Dyaus pitar».

Этим путем можно реконструировать архетипы некоторых мифов в античных культурах, которые служат антропоморфными свидетельствами того, как жили индоевропейцы. «Один только реконструированные слова «deiw-os» и «Dyau p’ter» говорят нам больше о концептуальном мире индоевропейцев, чем множество изображений-идолов», — пишет Кальверт Уоткинс из Гарвардского университета в предисловии к словарю индоевропейских корней.

И в самом деле, реконструированный словарь индоевропейского праязыка очень много говорит нам о жизни людей, пользовавшихся этим языком. Например, советские лингвисты Тамаз В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов отмечают, что многочисленные названия домашних животных, таких как собака, корова и овца, и таких злаков, как ячмень и пшеница, доказывают, что эти культуры были преимущественно сельскохозяйственными.
Гамкрелидзе и Иванов также по-новому интерпретировали лингвистические данные, чтобы уточнить местонахождение родины индоевропейцев. До этого ее помещали то в степи России, то в леса Северной Европы. Однако советские ученые доказывают, что ряд слов в индоевропейском языке были заимствованы из неиндоевропейских языков древней Месопотамии, в частности восточной Анатолии (сегодня это часть Турции) и Южного Кавказа (в Грузии).

Отсюда праязык распространился на другие территории и распался на языки, которые сегодня составляют индоевропейскую группу. Традиционное представление об этом процессе рисует нам картину того, как всадники-завоеватели силой навязывают свой язык другим. Однако другой сценарий, который выдвинул археолог Колин Ренфрю из Кембриджского университета, предусматривает постепенное распространение языка  колесиниами воинов вслед за плугом пахаря.

Изучая археологические данные, Ренфрю пришел к выводу, что сыновья земледельцев, селясь даже на коротком расстоянии от места своего рождения, могли за 1500 лет распространить свой язык по всей Европе. Когда люди отрывались от родных мест, их язык менялся от поколения к поколению, распадаясь на отдельные диалекты, а затем и на разные языки, носители которых уже не понимали друг друга. Хотя до появления земледелия такой механизм распространения и дифференциации языков был, по-видимому, невозможен, ностратическая гипотеза представляется Ренфрю весьма заманчивой. «Чем больше я узнаю о ностратической идее, — говорит он, — тем больший интерес она у меня вызывает».

Лингвисты считают результаты своих реконструкций вполне достоверными. По их мнению, реконструкции удовлетворяют самым строгим научным требованиям: на их основе делаются предсказания, которые могут быть проверены и подтверждены эмпирическими данными. Например, в XIX в. французский лингвист Фердинанд де Соссюр пришел к заключению, что индоевропейские языки произошли из языковой системы, в которой существовал особый класс звуков, не сохранившийся ни в одном из известных языков. Позднее ученые установили, что это были ларингальные согласные, называемые так потому, что они произносятся у задней стенки гортани.

Теорию Соссюра считали хотя и стройной, но искусственной концепцией, пока в 20-х годах XIX в. археологи не обнаружили в Хаттусасе (современный Богазкёй, в 150 км от Анкары в Турции) дощечки с письменами из архива древних хеттских царей. Надписи на дощечках были сделаны на ранее неизвестных анатолийских языках, в которых сохранились некоторые изначальные согласные индоевропейского праязыка, предсказанные Соссюром.

Сторонники ностратической теории утверждают, что их сравнительные данные позволяют с такой же уверенностью заглянуть и в гораздо более древние культуры. Считается, что ностратический язык был предком индоевропейских языков, дравидских языков Южной Индии, картвельских языков Южного Кавказа, уральской семьи языков (включая финский и самоедский), алтайской семьи языков (турецкий, монгольский) и афроазиатских языков, которые иногда называют хамито-семитскими (арабский, берберский).

Иллич-Свитыч погиб в автомобильной аварии в возрасте 31 года, и запланированный им словарь ностратических корней остался незавершенным. Эта работа была продолжена в Университете г. Хайфы Долгопольским, который в 70-х годах прошлого века эмигрировал в Израиль. Теперь этот словарь включает около 1600 корней, многие из которых содержат культурную информацию, сопоставимую по ценности с реконструированным индоевропейским лексиконом.

Однако наибольший интерес представляют наблюдаемые различия: в ностратическом языке имеется много названий растений, но нет названий для выращиваемых культур или для приемов выращивания. Точно так же там есть имена животных, но нет различия между животными домашними и дикими. Исходя из этого, ученые выдвигают предположение, что на ностратическом языке люди говорили до возникновения земледелия и скотоводства.

Отсюда, видимо, следует, что говорившие на ностратическом языке были охотниками-собирателями. Виталий Шеворошкин, который участвовал в создании советскими лингвистами ностратической теории, отмечает, что словарь включает такие слова, как «haya», означавшее преследование дичи в течение нескольких дней. В то же время он указывает, что наличие названий долговременных убежищ свидетельствует о том, что ностраты (как он именует людей, говоривших на ностратическом языке) жили в поселениях, что подтверждается и некоторыми археологическими данными.

Однако сторонников ностратической теории обвиняют в том, что они приходят к подобным выводам, допуская такие натяжки, которые традиционные индоевропеисты считают неприемлемыми. Последние допускают, что советские лингвисты действительно реконструируют необходимую сеть звуковых передвижений и по общепринятым правилам пытаются реконструировать протослова. Но они считают, что сторонники ностратической теории сопоставляют недостаточно проверенные данные и признают родственными такие слова из разных языков, сходство которых может быть случайным или явиться результатом простого заимствования.

Сторонники ностратической теории возражают, что они сводят до минимума возможность случайного сходства, отыскивая комплексные соответствия звуков, и исключают случаи заимствования, выбирая слова, возможность заимствования которых мало вероятна. Это так называемые устойчивые слова, обозначающие понятия, которые, как считается, имеются во всех языках, например, названия частей тела или таких природных объектов, как солнце и луна.

Заглушается помехами

«Несомненно, слово, обозначающее «дом», гораздо менее устойчиво, чем слово со значением «рука», поскольку вся система архитектуры и домостроения может измениться вместе с соответствующими словами», — говорит советский лингвист Сергей Старостин. «Известно, что заимствуются предметы и слова, которые эти предметы называют. Но нельзя же заимствовать «руку» — это и не происходит».

Однако индоевропеистов это не удовлетворяет. «Я не утверждаю, что сторонники ностратической теории не правы. Я считаю лишь, что они не доказали свою правоту», — заявляет Эрик П. Хэмп из Чикагского университета, один из ведущих лингвистов-компаративистов в мире. Хэмп и другие консерваторы от лингвистики доказывают, что информация, получаемая от давно вымерших языков, должна, подобно сигналам отдаленной радиостанции, заглушаться помехами, порождаемыми случайными языковыми изменениями.

Со своей стороны радикалы утверждают, что Хэмп и его коллеги-единомышленники обрушиваются на ностратическую и подобную ей теории, не приводя разумных доводов. «Я неоднократно обращался к Хэмпу и Кальверту Уоткинсу из Гарвардского университета с призывом опубликовать их возражения против ностратической теории, — говорит Алексис Мэнастер Реймер из Уэнского университета. Они оба участвовали в дискуссии по этому вопросу на конференции в Анн-Арбор в 1994 г., где я неоднократно просил их четко заявить, против чего, собственно, они возражают, но ответа так и не получил».

Однако, когда Хэмп дает интервью, он достаточно многословен, чтобы в течение шести часов вести непрерывный оживленный разговор по телефону, и преисполнен решимости использовать время, которое у него появится после предстоящего ухода на пенсию, для проведения новых исследований. При этом он с готовностью приводит цитаты из «вашей школьной латыни» или из «вашего гомеровского греческого», не считаясь с тем, что его собеседник может не знать ни тога ни другого.

Не скупится он и на возражения, когда слышит о ностратическом корне со значением «собака/волк», а именно «kujna/qujna». «Такое чередование «к» и «q» «уже неприемлемо», — говорит он. Иногда мы его допускаем для отдельных форм, но только, когда считаем, что знаем всю фонологическую систему». А когда Хэмп слышит, что этому корню приписывается значение «собака/волк», то полностью отвергает всю реконструкцию. «По-моему, они слишком вольно обращаются с семантикой», — говорит он. Насколько нам известно, в индоевропейском праязыке слово со значением «собака» не только обозначало это домашнее животное как зоологический вид, но имело и определенное социальное содержание. Говорить, что от «собаки» можно просто перейти к «волку», — значит слишком наивно смотреть на вещи».
Но как обстояло дело в ностратическом неолите? «Если на ностратическом языке говорили в то время, когда люди только начинали приручать собаку, то такое объединение двух понятий представляется вполне обоснованным», — возражает Мэнастер Рей мер. А Долгопольский добавляет: «Я думаю, что он не прав, обвиняя нас в неточности».

Если сторонники ностратической теории порой выходят за рамки «правил «игры», то Гринберг со своей группой попросту нарушает эти правила. Гринберг даже не дает себе труда реконструировать корни. «Сторонники Гринберга не соблюдают даже правил компаративного метода», — утверждает Хэмп.

Вместо этого Гринберг оперирует сразу большими группами языков — процесс, который он именует многосторонним сопоставлением. Он предлагает сопоставить 25 основных языков современной Европы, чтобы сравнить звуки, которые в них используются для обозначения девяти базовых понятий: один, два, три, голова, глаз, ухо. нос, рот, зуб.

Изучая слова со значением «один», обнаруживаешь, что большинство из них относится к определенному классу. Так, сходство между литовским «vienas» и латышским «viens» несомненно. В словах со значением «два» уточняются некоторые неясные границы между классами, например формы «dau», «dau» и «do» соответственно в бретонском, ирландском и уэлльском языках. «В конечном счете, выделяются три основные группы: индоевропейская, финно-угорская и баскская», — говорит Гринберг. «Затем можно подразделить индоевропейские языки на романские, балтийские, славянские, германские и албанские».

Ощетинились

Гринберг считает свой метод многостороннего сопоставления настолько сильным, что с его помощью можно обнаружить связи между языками, даже когда мы располагаем весьма скудными данными. Впервые он применил свой метод почти 55 лет назад для создания новой классификации африканских языков, многие из которых еще очень слабо описаны. Его работа заслужила одобрение даже некоторых из тех ученых, которые подобно Хэмпу, принадлежат к числу его самых ярых критиков. По-видимому, этот успех побудил его влезть в самое страшное в его жизни «змеиное гнездо» — языки Нового Света, столь известные своим многообразием.

Классифицируя американские языки, Гринберг сначала подразделил их на эскимоско-алеутскую группу и наденскую, которая включала языки северо-западного побережья Тихого океана и юго-запада США, например навахский. Эти группы в целом возражений не вызвали. Яростные нападки специалистов обрушились на выделенную Гринбергом третью группу, которую он назвал америндской и в которую он включил многие десятки языков, принадлежащих к другим языковым семьям полушария.

Если ностратическая теория заставила традиционалистов слегка «ощетиниться», то америндская концепция Гринберга привела их в ярость. Причина этого заключается в той видимой легкости, с которой эта система решает сложнейшие проблемы современной антропологии. Существует около 150 языковых семей американских индейцев, и между каждой из них имеется, как утверждают специалисты. такое же большое различие, как между индоевропейскими и китайско-тибетскими языками. А между тем в Старом Свете насчитывается лишь около 40 языковых семей, несмотря на то что он был заселен значительно раньше, что должно было привести к большему, а не к меньшему многообразию языков.

К тому же нередко ценные данные исчезают со смертью последнего представителя той или «той языковой семьи, а для описания вымирающих языков не хватает лингвистов или необходимых средств. Лингвисты полагают, что в следующем столетии вымрет половина из 6000 языков, существующих сегодня в мире. И никто не может с уверенностью сказать, сколько языков было в прошлом. «Даже когда в живых остается лишь пятеро носителей языка, лингвисты не спешат к ним на помощь с врачами и магнитофоном», — говорит Томас Л. Марки, организовавший несколько международных конференций по индоевропейским и ностратическим исследованиям.

Гринберг считает, что и без попыток реконструировать древние языки его метол позволяет заглянуть в далекое прошлое. И с ним согласны все большее число ученых, работающих в других областях. Одними из первых его поддержали Стивен Л. Зехура и Кристи Дж. Тернер из Аризонского университета. Независимо от Гринберга они изучали генетические и дентальные различия среди американских индейцев. Услышав его лекцию о предварительных результатах исследований американских языков, они сообщили ему, что эти результаты хорошо соответствовали их собственным. Когда на карту нанесли границы лингвистической и биологической классификаций, то они примерно совпали. Основные расхождения обнаружились в отношении индейского населения северо-западного побережья Тихого океана, у которого. по-видимому. была очень запутанная история.

Первые американцы

В 1986 г. Грннберг и два его сотрудника опубликовали совместную работу. Они пришли к выводу, что предки американских индейцев мигрировали в Америку через перешеек, который когда-то соединял Сибирь с Аляской, по меньшей мере, тремя отдельными волнами. Нельзя исключить, что таких волн было и больше, так как некоторые принесенные языки и гены могли не оставить следов. Трудно с точностью утверждать, из каких именно сообществ в Азии исходили эти волны, хотя советские лингвисты, проводившие самостоятельные исследования, предположили существование связи между надснскими языками и языками Северного Кавказа.

Дополнительные генетические данные, подтверждающие америндскую гипотезу Гринберга, были позже представлены Дугласом Ц. Уоллесем из Эморнйского университета. «Опубликованные нами в этом газу данные показывают, что гипотеза Гринберга, видимо, правильна», — заявил Уоллес в интервью, которое он дал в конце ноября прошлого гола. «Я убежден, что наши данные свидетельствуют о том, что палеоиндейцы — т. е. америнды — составляют единую группу».
Уоллес указывает, что сочетание генетического и лингвистического анализа дает особенно хорошие результаты в Америке, которая представляла собой своего рода «табуля раза». «Первые иммигранты, перешедшие через перешеек, не столкнулись с чуждой культурой, — говорит он. «Неудивительно, что в Старом Свете, так как часто смешивались языки, существует так много неясностей».

Однако другой авторитетный сторонник гипотезы Гринберга, генетик Луиджи Л. Кавалли-Сфорца из Стэнфордского университета, считает, что всем этим смешениям можно найти объяснение. «Гены не влияют непосредственно на язык», — замечает он, — но то, каким языком вы овладеваете, зависит от места вашего рождения и вашего окружения семьи и социальной среды. Если какая-либо группа изолируется от других, происходит расхождения как генетического фонда, так и языка, так что история генов и языка во многом едина».

Кавалли-Сфорца занимает такое же видное место в своей области, как и Гринберг в своей, и он тоже подвергся нападкам за поддержку америндской теории. Он пошел дальше и три года назад опубликовал работу, в которой устанавливалась корреляция между частотой появления определенных генов в разных популяциях и языковыми семьями, к которым эти популяции принадлежат. И свои лингвистические данные он брал из гринбергской классификации языков мира.

Кавалли-Сфорца признает, что существуют известные случаи, когда отдельные детали лингвистического и генетического древа не совпадают. Однако каждый из таких случаев можно объяснить как результат вытеснения одного языка другим или как следствие обмена генами. Хорошим примером такого вытеснения языков может служить Венгрия: хотя генетически ее народ подобен своим европейским соседям, он говорит на языке неиндоевропейской семьи, воспринятом в средние века от мадьярских завоевателей Венгрии. У американцев африканского происхождения имели место как вытеснение языка, так « частичная замена генов.

Однако Кавалли-Сфорца, стремясь получить правильную картину древних демографических структур, уделяет особое внимание изучению тех популяций, в которых, как полагают, меньше языковых и генетических заимствований. «В популяциях аборигенов, — утверждает он, — следы полностью не стираются. Насколько я могу судить, свидетельства об обшей истории ухолят в далекое прошлое, во времена первоначального заселения Земли, может быть 100 тыс. лет назад».

Митохондриальная Ева

Эта оценка отражает результаты работы Аллана Уилсона и его коллег в «поисках Евы». Пытаясь проследить общее генетическое происхождение человечества, они изучали гены, содержащиеся в ДНК митохондрий — внутриклеточных органелл, служащих «энергетическими станциями» клетки. Поскольку такие ДНК наследуются исключительно по материнской линии и не «перетасовываются» с мужскими генами, «митохондриальная Ева» могла быть только женщиной.
Уилсон и ею сотрудники обнаружили, что наибольшее генетическое разнообразие имеет место в Африке, исходя из чего они предположили, что именно там жили Ева и ее племя. Они проводят датирование на основе двойного ряда сопоставлений: сравнение людей из различных частей мира и сравнение людей, взятых как единая группа, и шимпанзе. При этом ДНК используется в качестве «молекулярных часов», отмечающих точку расхождения линий эволюционного развития человека и шимпанзе (что произошло более 5 млн. лет назад).

Но все эти доказательства, приводимые генетиками и археологами, не убеждают таких специалистов, как Кэмпбелл. Он отвергает концепцию Гринберга с яростью сутяжника, заявляя, что эта теория одновременно и неоригинальна, и бездоказательна. «Я не вижу никакой заслуги Гринберга», — резко возражает Кэмпбелл. Эта идея «уже носилась в воздухе; мы уже давно нал ней работали. Но она не касается проблемы того, обязаны ли такие лексические подобия своим появлением историческим причинам или чему-либо другому».

Кэмпбелл также объявляет списки слов Гринберга бесполезными, а его грамматические схемы иллюзорными. Схемы, которые Гринберг считает «доказательными», наиболее четко выявляются при наличии двух местоименных показателей «n» для первого лица и «m» для второго лица. Кэмпбелл указывает, что этих показателей нет во многих языках, которые Гринберг относит к америндским, и они имеются в ряде языков, которые он сюда не включает. Он считает, что эти носовые звуки легко произносить, и поэтому они случайно могут легко превратиться в грамматические показатели. Он также указывает на склонность «детского языка» связывать каждый звук с обозначаемым понятием.

Независимо от того, действительно ли сторонники ностратической теории и Гринберг нарушают правила, гипотеза о моногенезисе языка кажется убедительной большинству лингвистов. В самом деле, появление языка может быть характерной чертой современного Homo sapiens, объясняющей, почему этот вид не скрещивался с такими своими современниками, как неандертальцы. Вырисовывается ужасная картина: гоминиды, не имеющие языка, вероятно, не казались полноценными людьми.

По-видимому, проблема моногенезиса будет продолжать существовать. Вопрос о происхождении языка имеет первостепенную значимость: история языка связана с торговлей товарами, миграцией народов и эволюцией идей. Любое открытие, сделанное компаративистами или лингвистами любой другой школы, отодвигает границу прошлого, которое считается невозвратимо утраченным.